Давненько что-то мы никуда не выбирались. Виной тому даже не просто жара – зной, следствием которого явилось размягчение мозга и воли. Сама мысль о необходимости куда-то перемещать в пространстве тушку своего организма была невыносимой. Но надо. Потом ведь, в слякоть и серость, будем жалеть. Так вяло, сидя под вентиляторами и кондиционерами, мы уговаривали друг друга.
Едем. Недалеко, чтобы не свариться. В некий анклав из четырех сел, хоть и расположенных на левом берегу, но находящихся под юрисдикцией Молдовы: Погребы, Кошница, Пырыта и Дороцкое. Эти села и их земли расположены в излучине Днестра, делающего здесь большущую петлю на запад. На востоке эти земли упираются в трассу Тирасполь – Каменка в нескольких километрах от Дубоссар. Чтобы как-то пометить государственную границу, вдоль обочины периодически роют неглубокую канавку (она видна на снимке).
Фотограф, персики и люди на карточке находятся на территории Молдовы, автомобили же – в Приднестровье; канавка с перекинутым через нее мостиком – государственная граница.
Дедушка и бабушка этих красавиц, живущие в Погребах, несколько лет назад взяли в аренду 17 га земли и засадили ее персиковым садом. Теперь всем большим семейством – дети, внуки, племянники, сваты, зятья и невестки – «пожинают плоды». Выглядят при этом довольными и благодушными, с удовольствием позируя заезжим фотографам-«сепаратистам».
Церковь святого Алексея в Погребах (ударение на втором слоге) была построена сто с небольшим лет назад по личному распоряжению Николая II во имя ангела-хранителя его сына, царевича Алексея. Таких церквей планировалось построить ровно 12 – по числу апостолов – по всем краям империи: они должны были способствовать выздоровлению цесаревича. Успели возвести только семь...
Судя по величине деревьев и кустарников, выросших на ее крыше, церковь не работает уже давно. Как выяснилось, с 1944-го года.
Была война. Пулями и осколками изуродованы только стены, обращенные к западу, к Днестру, стены же с восточной стороны совершенно не тронуты
Я, грешным делом, подумал, что это следы 1992 года, настолько свежо выглядят раны на стенах.
И внутри церковь поражает величием и запустением.
Как бы замаливая грехи, рядом с величественными руинами люди затеяли строительство часовенки. Что тут скажешь?
А пока буквально через дорогу – вот такой иконостас. «Свято место пусто не бывает».
В прибрежном лесу юные погребчане (погребцы?) пасут коров…
… и оттягиваются по полной летней программе.
Вода в реке поднялась метра на 2-3, что позволило учинить «тарзанку». Девчонки ничем не уступали пацанам в молодечестве и безбашенности.
Въезд в село Пырыта (раньше, до известных событий, село называлось Перерытое; так же, как и Погребы теперь называются Похребя).
Даже стесняюсь предположить, что имел ввиду автор этой аллегорической скульптурной композиции: полуобнаженные, трепетно держащие друг друга за руки, мускулистые юноши, обвитые голубыми (?) лентами; между ними – яблоня с плодами (райские яблоки? древо познания?); ствол древа обвивает нечто, сильно напоминающее змия. Ветхозаветная история на новый, толерантный лад?
Впрочем, может, зря я, может это всего-навсего молодые садоводы. Ударники труда, комсомольцы, спортсмены. Хотя… При чем тогда здесь голубые ленты? И чего это они так пристально и многозначительно смотрят в глаза друг другу? Срамота!
Чем еще Пырыта врезалась в память: статуй на братской могиле. Как это развидеть? И ведь не поотсыхали же у «художников» руки!
Чем еще Пырыта врезалась в память: статуй на братской могиле. Как это развидеть? И ведь не поотсыхали же у «художников» руки!
В Молдавии чуть не в каждом селе есть свой дуб Штефана чел Маре: под каким-то господарь отдыхал после очередной битвы, под каким-то – закусывал во время охоты, а какой-то даже собственноручно посадил. Изредка встречаются дубы Дмитрия Кантемира с аналогичными легендами в прицепе. Есть даже дубы Пушкина, правда без битв и охот, что-то типа: под этим дубом Александр Сергеевич задумал – а то и написал! – свою поэму «Цыганы».
В Пырыте тоже есть свой именной дуб, правда, я запамятовал, чей именно. Но чего от него не отнять, так это возраст (более 400 лет) и диаметр ствола (214 см); в обхвате он 7 метров.
Как надо фотографироваться на фоне достопримечательностей? Тупо. Что члены экспедиции успешно и совершили.
(Сказать по правде, хрупкая Олеся здесь нужна исключительно для сравнения, для контраста; фигура командора в этом качестве гораздо менее предпочтительна, т.к. в сравнении с ней дуб бы проигрывал.)
Вечерело. На обочине полевой дороги сидел детеныш полёвки и увлеченно выколупывал зерна из пшеничного колоска. Резко затормозившую в метре от него машину, поднявшую клубы пыли, мышонок игнорировал. И лишь когда мы попытались взять его в руки, он что-то заподозрил и предпринял вялую и безуспешную попытку скрыться в редкой придорожной траве. Под конец фотосессии он небольно укусил держащую его руку за палец и, воспользовавшись суматохой, смылся.
Неблагодарное животное.
Поле под Красногоркой. И запрещают жечь «стерню и пожнивные остатки на полях», и штрафуют – как об стенку горох.
Нехитрый ужин под Спеей. Мы специально, как, наверное, заметил зритель, выбираем места для трапез с таким расчетом, чтобы он, зритель, нам люто завидовал.
Днестр у Красногорки.
Эту давнишнюю карточку Алексея Юрковского мы уже публиковали ранее. Но, во-первых, она так хороша, что не грех показать ее еще раз, а во-вторых, она нужна для иллюстрации нижеследующего рассказа.
Итак, «раскас». Утомленные, запыленные, перегретые, но, правда, не голодные (см. предыдущий снимок), мы сделали небольшой крюк и под вечер выехали на этот пляж с целью релаксации и смывания со своих туловищ въевшейся пыли. Мыло купили по пути в токмазейской лавке, или, как на самой лавке было горделиво, хоть и коряво, написано, в «мини-маркете».
Стадо коров, обычно дожидавшееся вечера в прибрежном леску, недавно угнали в село, мы повстречали его, стадо, по дороге. На берегу с равными интервалами сидело полтора-два десятка местных рыбаков. На противоположном берегу тоже расположились рыбаки, но уже из молдавского села Гура-Быкулуй. Ни ветерка. Солнце садилось. В его закатных лучах розовел легкий туман табачного дыма, стелющегося над водой, в котором ощутимо угадывались тонкие тона «Нистру», «Ляны» и «Беломора». Тишина была такой, что было слышно, как на другом берегу кто-то чиркал спичкой. Запах табака оттенял аромат чистой речной воды.
Стараясь не нарушать гармонии, мы нашли местечко подальше от рыбаков и, неприлично постанывая от наслаждения, омылись. Ощущение полного слияния с окружающей средой стало максимальным. Камер мы даже не доставали (поэтому и пришлось для иллюстрации брать снимок годичной давности), поскольку понимали тщетность попыток передать несовершенным языком фотографии магию вечера на Днестре и обуявшие нас чувства.
Пока мы выжимали трусы, обсыхали и доедали персики из погребского сада, неподалеку припарковался какой-то пафосный автомобиль, и из него степенно вышли Настоящие Фотографы: штативы, кофры со сменной оптикой, отражатели… Из багажника была извлечена корзина с ананасами, бананами и виноградом. Настоящие Фотографы ногами раскидали подальше засохшие коровьи лепехи, на освободившееся место установили корзину с заморскими фруктами и посадили фотомоделей: лысого мужика в белоснежной рубахе и приятную даму в белоснежном же платье. В руки фотомоделям дали по бокалу тонкого стекла с шампанским…
Рыбаки, что сидели поближе, недоуменно переглядывались и пожимали плечами. С тревогой взглянув на мое, видимо, посеревшее лицо, Олеся заботливо предупредила: «Тазика нет».
Уже несколько дней не могу успокоиться: что это было? Что за постыдное действо я наблюдал? Посмотрим на карточку: настоящее небо, настоящее жаркое, но ласковое солнце, настоящая, пахнущая свежестью, вода, настоящая, пахнущая молоком, корова, настоящие деревья с настоящей прохладой под ними… Всё настоящее! Родное, близкое, знакомое и любимое с рождения. Как мама.
Что ж это было? Что за жалкие потуги прицепить к этому родному дешевую бижутерию ананасов, бананов и шампанского? Это ж как надо ненавидеть и презирать окружающее тебя с детства, чтобы пытаться трансформировать его в нечто импортное, «изячное»! Неужели непонятно, что вся эта монолитная глыба «настоящности», мощь родной натуры отторгнет на ожидаемом снимке всю это гнилую пену доморощенного «гламура»?
Нет, видимо, не понятно. Потому оне – Настоящие Фотографы, а мы так, поссать вышли.
Пока мы оторопело наблюдали за вышеописанным, солнце стремительно скатилось к самому горизонту.
Командор, колыхая чреслами и поскрипывая на бегу, с грацией застигнутого диареей пожилого гиппопотама на максимальной для него скорости несется за ускользающим светилом.
Фотографии А. Паламаря, О. Михалицыной, А. Юрковского