Путешествие №8 | Цыбулевка-Рашков

Гильдия странствующих фотографов

Путешествия ▾

№1 Ташлык. Зима

№2 Дубоссары, Гояны, Дойбаны

№3 Индия

№4 Роги. Апрель

№5 Роги. Май

№6 Новая Жизнь - Плоть

№7 Делакеу

№8 Цыбулевка, Гармацкое, Рашково, Валя-Адынкэ

№9 Погребы, Пырыта

№10 Вадул-Рашков

№11 Праздники в селах: Тея, Коротное, Чобручи

№12 Гура-Быкулуй

№13 Церкви

№14 Церкви (продолжение)

№15 Танк у дороги. Чинишеуцы

№16 В Ташлык с гимназистами

Путешествие №8

Цыбулевка - Рашков

Туманными целями этой нашей фотографической экспедиции были, во-первых, мистическое действо под скучным названием «уборка зерновых»; во-вторых, в не меньшей степени символичное купание детей у затопленного довоенного дота, который по оперативным данным расположен где-то в селе Цыбулёвка, и, наконец – руины синагоги в Рашково, неоднократно нами фотографированые-перефотографированые, но все без толку: трудно рассчитывать на успех, если снимаешь с налёту, впопыхах, не имея возможности дождаться мало-мальски приличного света.

По дороге привычно отметились у Бычка…

… у Красногорки…

… и под Григориополем.

Правда, к этому времени волшебство утреннего света куда-то пропало, поверхность воды обезобразилась рябью; только и оставалось, что фотографировать друг друга…

… и себя, любимого (старый, как сама фотография, приём).

Далее, не отвлекаясь более ни на что (сказать по правде, отвлекаться было не на что, а то бы непременно отвлеклись), мы двинулись на север. У Цыбулевки свернули с трассы Тирасполь-Каменка в сторону Днестра.

Километра через три за «тучной нивой», как сказал бы пиит, показалась река.

На вершине холма выстроились «во фрунт» несколько зерноуборочных комбайнов невиданной наружности. «Европа-А», сказал бы Остап.

Затаившись, они терпеливо ждали, когда высохнет роса.

Дождавшись своего часа, комбайны тихо завелись и, чуть слышно урча, ушли на дело. В герметичных кабинах с кондиционерами сидели, нет, не механизаторы – операторы! так, наверное, будет точнее – и на фоне дисплеев и мерцающих огоньков каких-то датчиков управляли своими кораблями с помощью … джойстиков.

Мы почувствовали себя жестоко обманутыми. Где это всё?

Где «битва за урожай»? (село Суклея, 30-е годы)

Где «героический труд во благо Родины»? (село Карагаш, 50-е годы)

Где «механизаторы, шире развернем социалистическое соревнование»? (Дубоссарский район, 1957 год)

Где «праздник урожая», наконец, с торжественным вручением переходящих красных знамен? (Дубоссарский район, 70-е годы)

Скучно стали жить, девушки. Где черно-серые от пыли лица комбайнёров с ослепительными по этой причине (пыли) улыбками? Где веселый мат-перемат по поводу порванного ремня передачи какой-нибудь «Нивы-5М» («Я ж суке-бригадиру сколько раз говорил!»)?

«Вот, – говорит аж лоснящийся от законной гордости директор предприятия, – закупили новейшее заграничное оборудование; заменяет столько-то единиц старой техники: обязательно сфотографируйте!» В углу обширного пустого гулкого помещения, видимо, освобожденного от устаревшей техники, сиротливо стоит холодильник. Вернее, нечто, цветом, размером и формой напоминающее обыкновенный бытовой холодильник. Стоишь перед этим чудом научно-технического прогресса, чешешь репу. «А открыть-то его можно?» – в робкой надежде, что, может, хоть там, внутри есть что-то, на чем остановиться глазу. «Что вы?! Что вы?!» – в панике машет руками директор.

В европейскую скучную стерильность оживление вносили лишь наши отечественные аисты, во множестве важно вышагивающие по стерне в поисках покалеченных бесшумной машиной ящериц и мышей.

Неподалеку от берега Днестра в центре Цыбулевки расположен мемориал убитым на фронте односельчанам, воинам, погибшим при освобождении села и жертвам холокоста.

На мемориале установлен трогательный памятник времен развитого социалистического реализма, каковому реализму он, кстати, тоже служит памятником. Почистить бы его да покрасить…

Рядом, буквально в полутора метрах, лет, видимо, через пятьдесят зачем-то установили еще один памятник, наверное, неплохой. Я попытался, было, изнасиловать свое эстетическое чувство и совместить в одном кадре оба эти памятника. Не смог, настолько это было чудовищно. Эклектика, подумал бы Штирлиц.

А я себе подумал: ну, ладно, давешнему председателю колхоза чувство вкуса по должности как бы и не обязательно, но ведь было же ж тогда какое-нибудь районное управление культуры, управление главного архитектора, еще какое-нибудь дармоедское управление, комитет или комиссия… «Горе, та й годi» – сказала бы моя бабушка-покойница.

Рядом с мемориалом находится сельский магазин, интерьер, размер (метра 4 на 4) и ассортимент (есть всё!) которого живо напомнили забытое слово «лавка». И продавщица приветливая.

Цыбулевка удивила необъяснимым обилием белых лошадей, две из которых паслись прямо у дороги за селом.

Поиски затопленного дота ни к чему не привели, и привести не могли, так как он находился в соседнем селе Гармацком (оперативная информация оказалась неточной), о чем нам очень подробно рассказал добрый пейзанин, пропалывающий под жарким солнцем и надзором жены свой обширный огород, и с видимым удовольствием разогнувший спину по уважительной причине.

Язык до Киева доведет. Довел он нас и до дота. Но не того: этот был лишь чуть притоплен, нам же был нужен затопленный (!) дот.

Последняя консультация у местного рыбака…

… и вот он! Просто огромный.

А затопленный, потому что плотина Дубоссарской ГЭС, возведенная в 1955 году, образовав водохранилище, на несколько метров подняла уровень воды в реке.

Спрашиваем у местных пацанов, Сашки и Эрика (странное имя молдавского мальчика!), мол, что это такое? «Точка», – отвечают (пояснение для девочек: дот – долговременная огневая ТОЧКА). «Молодцы какие! – умиляемся. – А что за точка?». «Ну, точка, где мы купаемся». Ну, и слава Богу. Вот не знал бы никто, что такое дот – и было б нам всем счастье.

Тут, наверное, надо чуть отвлечься. Дело в том, что за пару дней до этой экспедиции два члена нашей всегдашней команды уже были здесь с байдаркой. Но их фоторассказ, с одной стороны, оказался слишком коротеньким для отдельного «путешествия», а с другой, хорошо ложился в наше общее «путешествие», по поводу чего они особо не возражали. Вот что они наснимали.

«Задний двор» усадьбы в Цыбулевке, где был оставлен под присмотром хозяина усадьбы автомобиль. Если рай есть, то он должен выглядеть как-то так (всякий рыбак это подтвердит).

А это – райские кущи. Уверен, у каждого рыбака при взгляде на эту карточку томительно засосало «под ложечкой».

Вот и они, братья по адреналиновой зависимости. Это уже на правом берегу, село Вышкэуць, что напротив Цыбулевки и Гармацкого.

При всём-при всём уважении к жителям обоих берегов Днестра, не могу, пользуясь случаем, не сказать: лодки у вас, братья – полное, в общем, кизяк. Но вот хоть что-то, отдаленно – отдаленно! – напоминающее настоящие лодки, есть, оказывается, в Вышкауцах. Да и это, сказать по правде – тоже кизяк.

А еще в Вышкауцах, как и везде, есть детвора. Любая детвора, живущая у любого водоема, летом занимается одним и тем же. Говорят, даже в Амазонии, среди пираний. Ужас! А у нас-то – сам Бог велел.

Молдавский то ли контрабандист, то ли диверсант. В общем, обнаружили его, привезенного с вражеского берега, только на своем берегу. Казнить не стали, отпустили под подписку о неразглашении.

И мы вернемся вместе с жуком-диверсантом на левый берег, на родину. Дама на мостках долго и задумчиво смотрела в нашу сторону, а затем, не меняя задумчивого выражения лица и томной позы, показала нам «фак».

Село Гармацкое, как и Цыбулевка, по мне – место райское. Но, как видно, не для всех. Дом прямо на берегу: чего не жилось-то? Видать, старики померли, а наследникам родовое поместье ни к чему. А может, и наследников нет. Или далеко. Или еще что.

Гараж по-хозяйски закрыт. Но, судя по всему, уже много лет им не пользовался никто. Грустно.

На перекрестке нисходящих к Днестру улиц Гармацкого – скульптурный образ как упрек цыбулевским ваятелям: ничего лишнего, ничто не отвлекает, ясно и отточено. Можем ведь, если хотим!

Сторожевая корова. Забыл рассказать: затопленный дот, который мы так настойчиво искали, находится за этим футбольным полем. Бдительная корова, пасущаяся подле, сначала сделала на нас охотничью стойку…

… а затем и вовсе перекрыла нам проезд своим телом. Пришлось, рискуя здоровьем, отгонять её с проезжей части.

(«Пресса» на ветровом стекле, уже надо упомянуть, относится к автомобилю «Фольксваген-гольф», предоставленному нам для поездки редакцией ведущей республиканской газеты со словами ее главного редактора «одно большое дело делаем, коллеги».)

За нашей борьбой с упрямой коровой насмешливо, что-то меланхолично жуя, наблюдали более мелкие рогатые скоты.

Дорога далее на север в селе Белочи мостом пересекает одноименную речку. В речке с видимым наслаждением плескалось, по-другому не сказать, стадо коров. Июль.

Пастух, как и положено представителям его профессии, был преисполнен философскими размышлениями, с коими он обстоятельно поделился с нами, суетными фотографами. Размышления касались, в основном, тягот земной жизни и способов их, тягот, преодоления.

Синагога в Рашкове как будто нас ждала: такого выразительного света я здесь еще не видел. Решающее значение, я так понял, имел тот факт, что в этот раз в состав нашей экспедиции входил Моисей Иосифович Блонштейн: Б-г не фраер, он все видит.

А чем еще объяснить, что свет, вообще сверхкапризная субстанция, в этом случае был ручным, как любящий щенок, и послушным, как счастливая женщина: делал, что от него требовалось, ложился туда и так, как его просили? Жидо-масонский заговор, не иначе!

Пока мы лихорадочно оттягивались по съемке, в синагогу на импровизированную экскурсию пришло семейство, своим присутствием оживившее и без того живописные руины.

Семейство было из Харькова, приехало оно в Рашково в гости к бабушке.

Лопоухий харьковчанин с массивным золотым крестом на тоненькой шейке бойко говорил по-украински и охотно, отвечая на вопрос, пересказал легенду про «панську криницю» – источник, бьющий у стен синагоги: Богдан Хмельницкий… сын его Тимофей… невестка Роксана… слёзы… родник, джерело то бишь.

Уходить не хотелось, но надо было: нас еще ждали некоторые великие фотографические дела.

Метрах в двухстах от синагоги – католический костел святого Каэтана: наследие по историческим меркам недавнего владычества в этих краях Речи Посполитой.

Несмотря на неурочное время, нас пустили внутрь храма.

Необычный для православной традиции атрибут церкви.

На таком же расстоянии от руин синагоги, но в противоположном направлении – руины же Покровской церкви, построенной еще при поляках, в 1740 году.

Если непростительное состояние иудейского храма можно хоть как-то объяснить полным отсутствием в селе иудеев (говорят, в прошлом году умер последний из них, бывший директор школы), то чем оправдать такое отношение к храму православному? При наличии целой епархии, благочиния и т.п. организаций?

«Что имеем, не храним, потерявши, плачем»? Обратите внимание, какой волшебный теплый свет струится из проемов и проломов стен!

А построено-то как! За десятилетия подобного небрежения любое другое сооружение превратилось бы в кучку трухи, а эти арочные перекрытия стоят!

Как конфетку для послушных детей припрятывают напоследок, так и я, тихо гордясь, приберег для членов экспедиции, большинство из которых не бывали в Валя-Адынкэ, крошечный шедевр – церковь преподобной Параскевы Сербской (1847 год). Эту фотографию сделал наш коллега Владимир Иванов три года назад.

Подарка не получилось.

Я слышал, что церковь взялись ремонтировать, и слегка этого побаивался. Но увиденное превзошло самые худшие опасения. Так «богато» оформляют свои «виллы» молдаванские нувориши – и Бог с ними, твоя вилла, делай с ней, что хочешь, хоть сожги. Но мою Параскеву, предмет моей тихой радости и тихой же гордости за гений своих предков, какая падлюка так изуродовала?! «Заставь дурака Богу молиться…».

Может, и хорошо, что Покровскую церковь в Рашково не трогают? «Минуй нас пуще всех печалей и барский (епархии) гнев, и барская (её же) любовь».

Чтобы хоть как-то сгладить тягостные впечатления от увиденного, решили на обратном пути забраться поближе к небу, на обрыв над Рашково.

Наш «гольфик», натужно кряхтя, добрался до середины крутого подъема (дорога – это не дорога, а трасса газопровода «Красненькое-Каменка», проложенного здесь лет десять назад), наглухо забуксовал и сказал, что до вершины он, может, сам и доберется, но с пассажирами – никак. Пришлось, палимыми закатным солнцем, шкрябаться вверх по ослепляюще-белой известняковой дороге.